Юрий Левитанский
Строгая морковь
Не в смысле каких деклараций,
не пафоса ради, ей-ей,
мне нравятся серые зайцы –
те золушки наших полей.
Мне праздника лучшего нету,
чем видеть опять и опять –
по этому белому свету
тот заяц идет погулять.
Ни шелка на нем, ни шевьота.
Ни юбок на нем, ни рубах.
Как красный колпак санкюлота –
морковка в суровых зубах.
Не плод экзотический юга,
чья дряблая кожа пестра, –
а скромная дочь огорода,
больших удобрений сестра...
Но грозный, как тень трибунала,
сидит на своем чердаке
охотник в коротеньком платье,
с кулацким обрезом в руке.
Он зайца в ловушку заманит,
морковку его отберет.
Он с этою целью ложится
и с этою целью встает.
Но вы понимаете сами –
я зайца в обиду не дам.
Высокую чашу питанья
я с ним разделю пополам.
Я дам ему, может, рублевку
из малой получки моей –
пусть купит другую морковку,
какая еще покрупней.
Я буду доволен, по сути –
была бы у зайца всегда
в железной домашней посуде
красивая эта еда!
1985
********levitansky.ouc.ru/strogaya-morkov.html

Юрий Левитанский
Арфа, Марфа и заяц
В Опалихе, возле Плаццо де Пеццо,
в котельной жил одинокий заяц,
который,
* * * *как это умеют зайцы,
долгими зимними вечерами
очень любил поиграть на арфе.
Правда, казалось несколько странным,
что заяц в котельной играл вечерами
не на органе иль клавесине,
на окарине иль клавикорде,
не на волторне или тромбоне
и даже не на виоле де гамбо,
как это любят другие зайцы,
а на обычной концертной арфе.
Впрочем, стоит ли удивляться,
что заяц в котельной играл на арфе?
Просто мы с тобой не имеем арфы,
и потому мы на ней не играем...
Однажды зашел я к нему под вечер
(люблю провести вечерок в котельной,
в бойлерной, в камергерском блеске
черных венецианских кресел!),
и мы разговорились о Бахе,
о Брамсе, о Шуберте и Сен-Сансе,
о Скарлатти и Доницетти,
о кантилене и о бельканто
италианской оперной школы.
Потом он стал в концертную позу,
как это умеют одни лишь зайцы,
и положил холеную руку
на струны, натянутые вертикально,
настроенные в до-бемоль мажоре,
синие, как гусарский ментик,
красные, как бутылка кьянти.
А на чердаке распевала Марфа,
в манере, присущей одной лишь Марфе,
и я задохнувшись тогда подумал:
ах, арфа,
* * * *ах, Марфа,
* * * * * * * * *ах, боже мой!
1980

Юрий Левитанский
Баллада о зайчике Роуфе...
У злобы – свои законы,
* * * * * * * * * * у чести свои права.
Есть заяц, и есть охотник.
* * * * * * * * * * Инжир, курага, айва.
За рынком у старой хашной
* * * * * * * * * * сошлись они, аккурат,
заяц по имени Роуф
* * * * * * * * * * и охотничий сын Баграт.
Лил на ущелье месяц
* * * * * * * * * * свой черный венозный свет.
И сказал Баграт: – Нэнавижу! –
* * * * * * * * * * и вскинул свой пистолет.
И в хашной умолкли споры,
* * * * * * * * * * когда он привстал в седле.
Но пуля в стволе молчала.
* * * * * * * * * * Молчала пуля в стволе.
Она молчала, как рыба,
* * * * * * * * * * навага, судак, филе...
Все так же в ущелье месяц
* * * * * * * * * * лил свой венозный свет,
когда Роуф сказал Баграту:
* * * * * * * * * * – Ну-ка, дай сюда пистолет! –
Когда торжествует дружба,
* * * * * * * * * * с дороги уходит злость.
И бросил Баграт ему пистолет,
* * * * * * * * * * как бросают собаке кость.
Уже текла по горам заря,
* * * * * * * * * * как течет виноградный сок,
когда Роуф своею рукой всадил
* * * * * * * * * * пулю себе в висок...
Да здравствует сила сильных!
* * * * * * * * * * Пусть слабый не будет слаб!
Да здравствует дух броженья,
* * * * * * * * * * шашлык и люля-кебаб!
Да здравствуют ритмы Киплинга,
* * * * * * * * * * папаха, аллюр, абрек,
фазаны и козлотуры,
* * * * * * * * * * мангал, чебурек, чурек!
1980

Юрий Левитанский
Зайцерама
Там, где врезанный
* * * *в Кордильеры,
огородствует
* * * * * огород,
конквистадоры
* * * * * браконьеры
зайцу сделали
* * * * * * окорот.
Там, в тумане,
* * * * за дымной Сьеррой,
только выскочил
* * * * погулять –
для чего его
* * * * * в шубке серой
дваждыдварики
* * * * пятью пять?
Хулиганствуя,
* * * * * * хали-гали,
хулахупствуя
* * * * * *на лугу,
длячегорики
* * * * * напугали,
почемурики
* * * * *ни гугу?
Говорю ему –
* * * * * *У, мерзавец! –
конквистадору
* * * * * главарю.
– Умер заяц?
* * * * * * Не умер заяц!
Чепухарики! –
* * * * * * *говорю.
Избегая
* * * финальных арий,
оркестранты,
* * * * * играйте туш!
Поместим его
* * * * * *в дельфинарий,
в планетарий
* * * * * *звериных душ.
Пусть морковствует
* * * * * * * * *серый заяц,
пусть дельфинствует
* * * * * * * * *над водой,
серый заяц-
* * * * *незамерзаец,
нуклеарный
* * * * *и молодой.
Перевязанный
* * * * * *синей лентой,
упакованный
* * * * * в целлофан,
пусть несется он,
* * * * * * *турбулентный,
как огромный
* * * * * *Левиафан.
Пусть летит он
* * * * * * *в своем убранстве,
убеждаясь
* * * * в который раз:
это – танец
* * * * протуберанцев,
c'est la dance
* * * * * des protuberances!
1969

Юрий Левитанский
Косой и Селифан
Жил в некоем лесу один зайчишка,
* * Совсем еще мальчишка,
* * * * *Шалунишка
* * * По кличке Гришка.
* * Однажды как-то днем,
* *Часов примерно в пять,
Зайчишка Гришка вышел погулять.
А тут, как на беду, из леса выбегает
Охотник Митрофан (по кличке Селифан)
* *И прямо в серого стреляет,
Хотя, по счастью, он в него не попадает,
* Поскольку был разбойник Митрофан
* * * * Смертельно пьян.
«Вот повезло, – дрожа, подумал Гришка, –
* * * А то бы бац – и крышка!..«
*В сей миг из-за ближайшего моста,
* * * Где зелень так густа,
* * * * * Из-за куста
(А попросту сказать – со своего поста)
*Под тихий шум дерев и гомон птичий
Выходит – кто б вы думали?-лесничий,
* Известный всей округе великан
* * * * *По имени Степан.
Лесничий тот из малых был толковых.
*Наш Митрофан белее стал, чем мел.
И так как права на отстрел он не имел,
*Степан его хотел на пять целковых
* * * * * Оштрафовать...
* * * * *Но не оштрафовал,
* А чуть ли даже не расцеловал,
* * Любезно папиросой угостил
* * * И с богом отпустил...
Суть в том, что был Степан совсем не тот,
* * * * * * который...
* К тому же сей негодник Митрофан
Не первый уже год заведовал конторой
* Строительной артели «Целлофан»,
* *За что его и звали Селифан.
* * * *Мораль сей басни –
* * *Не кивай на Селифана,
Коль сам ты слаб по части целлофана!
1969

Юрий Левитанский
Похвальное слово курочке Рябе
Я слышал, и не раз, такое мнение –
С годами, мол, приходит поумнение.
Я с этим согласиться не могу.
Я знаю их, день ото дня умнеющих,
уже сказать по-детски не умеющих
простое человечное «агу»!
Есть в поумненье скрытый дух келейности,
елейности и даже бармалейности
с легчайшим даже привкусом грешка.
В нем не хватает детской простодушности
и этой милой мухоцокотушности,
что, скажем, есть у Пети-петушка.
Пускай они читают книги, умники –
я буду с теми, кто играет в кубики.
Да, мне они понятней и милей,
бесхитростные детские манежики,
чем эти поумневшие мошенники,
кичащиеся умностью своей.
Пускай с Гомером станем мы погодками –
не разлучусь ни с детскими колготками,
ни с памятью о первом киселе.
Мне потому и счастливо, и празднично,
что так по-детски елочно и прянично
зайчиха-глупость ходит по земле.
Люблю, придя в жилье свое высотное,
открыть свое окошко невысокое,
чтобы увидеть снова и опять,
как меж пивными и кафе-молочными,
где шляются джинсовые молодчики,
она выходит тоже погулять.
Зайчиха-глупость – мудрое животное.
В ней что-то есть безмерно животворное,
способное лишь душу укрепить.
И как бы ум, охотничек прославленный,
ни целился рукой своей расслабленной –
ему мою зайчиху не убить.
Когда, не вняв ни Мастеру, ни Воланду,
лечу через Калугу или Вологду
на материк какой-нибудь другой –
не расстаюсь ни с курочкою Рябою,
ни с дедом и, тем более, ни с бабою,
с любимой моей бабою Ягой.
Уставший от фигурного катания,
от долгого недетского питания,
я говорю вам детским языком:
не бойтесь этой псевдокарабасности,
пока я жив – зайчиха в безопасности,
клянусь ацидофильным молоком!
1969

Юрий Левитанский
Вологодская драма
В Вологде у нас
вместо Ц бают Ч...
Заяч возле черкви
танчевал на крыльче.
А по чентральной уличе,
по чепкой траве
проходил охотник
без чаря в голове.
Он блюда порчионные
шибко любил.
Он в зайча не причелился,
а просто убил.
Побелело зайча
чветущее личо.
Повалился заяч
личом на крыльчо.
Ах, сам-то я виновен
в этом грустном конче:
зачем я вместо Ц
выговаривал Ч?
А то бы шкурка зайча
чела бы была!..
Торопитесь делать
добрые дела!
1981

Юрий Левитанский
Глубина
Не раз-два-три. Не три-четыре-пять.
Не шесть-семь-восемь. И не девять-десять.
А просто вышел зайчик погулять.
Боржому выпить. Что ж его – повесить,
как некогда Вийона? Бытия
пузырчатую знает он природу.
Всей трепетною плотью вопия,
он пьет боржом. Он любит эту воду.
Охотник – вот загадка для меня!
Он пиво пьет! Он толст и неопрятен.
Его живот – как шар. День ото дня
тучнеет. О безумец, непонятен
ему боржом! У каждого ларька
пьет пиво и ругается прескверно.
Когда б он воспитал ученика,
тот был бы матерщинником, наверно.
Он водку пил бы! Бегал бы с ножом!
Нагим ходил бы! Умер бы от пьянства!
О это неуменье пить боржом –
извечная предтеча вольтерьянства!..
Люблю пиры. Обеденных меню
размах понятен мне, но, по большому
считая счету, выше я ценю
священную приверженность к боржому.
О пузырьки! Ликуя и трубя,
свободный углерод во мне играет.
В раздумье наполняю им себя,
пока моя любимая стирает.

вот-вот, и я о том же, зайцам посвящено около четверти всего творчества)) Вот и думаю, с чего бы вдруг?

Юрий Левитанский
Маленький Гулливер
Чтоб зайцем стать – не надо им родиться,
как стать рагу – не надо быть рагу.
Не собираюсь в зайца превратиться,
но бить по зайцу – тоже не могу!
Напрасно зайцефобы-зайцегубы
ехидно морщат маленькие губы!
Напрасно зайцеловы-зайцестрелы
в меня пускают маленькие стрелы!
И вовсе зря иные зайцефилы
в меня втыкают маленькие вилы,
свои мне предлагают постулаты,
как надевают маленькие латы,
и маленькую должность, и в придачу
мне предлагают маленькую дачу.
Мне ведом путь, который им неведом:
не зайцеедом быть, а зайцеведом!
И пусть погибну я от зайцелюбья –
но, зайцелюб,
* * * * * * *останусь зайцу люб я!
1981