Юрий Левитанский
Морковью дорожить умейте
Я помню, за окошком дождик лил,
когда я в зыбке слушал горестную повесть
о том, как зайца в поле застрелил
один охотник, потерявший совесть.
И я тогда подумал: зайца бить
хотя бы где – а все равно негоже.
Ведь он еще, возможно, мог любить!
А может быть, его любили тоже!
И может быть, как яблонька бела,
в косыночке, надвинутой на брови,
его на лавочке любимая ждала
с букетиком шпината и моркови.
Но верю, верю, через толщу лет,
свершив круговращение в природе,
он явится к любимой на обед
укропинкой, возросшей в огороде.
И в этот день, что будет радостно трубить
над скромною семейною пирушкой,
хотел бы я на том обеде быть
горошинкой, морковинкой, петрушкой.
А может, я в моркови стал бы жить,
опять волнуя души и тревожа...
Умейте же морковью дорожить:
морковь – она с хорошей тыквой схожа.
1980

Юрий Левитанский
Заячье отступление из поэмы «Треугольные уши»
Фиеста феерий!
Фатальная зависть!
Долой Рафаэля!
Да здравствует заяц!
Жил огненно-рыжий охотник Мишель.
Из зайца он сделал, мошенник, мишень.
Дабы добывать ежедневный пирог,
он в зайца стрелял через задний порог.
А зайка, а зайка бежал по параболе.
Его не убили, его не поранили.
Не делали пиф и не делали паф –
он сам испугался, случайно упав.
А зайка, а зайка
уже – боже мой!
Он белый, как сайка.
Он антиживой.
Распалась семья,
в которой семь я,
а восьмой,
мерцающий, как неон,
говорит, что и он – не он.
1985

Юрий Левитанский
Зайцы в водоеме
Зайцы не умеют плавать.
И ни близко, и ни далеко...
Одного из зайцев звали Клава.
В это вам поверится легко.
Клава жил без мамы и без папы.
Он имел имущества – всего –
Две и две – всего четыре – лапы,
уши, хвост – и больше ничего.
Клава жил как лирик. На природе.
Триста шестьдесят пять дней в году.
Во саду ли, скажем, в огороде
ел
* еду.
Две морковки. Три. Четыре за день.
Вот и все меню.
А охотник был до мяса жаден,
ел семь раз на дню.
Был он физик. Не любил природу.
Лирика ему – что острый нож.
Жил одним: загнать бы зайца в воду!
И загнал. А что ж!
Зайцы, как известно, слабы.
Заяц потонул в воде.
Где теперь его четыре лапы?
Хвост, я спрашиваю, где?
...Что стрелку? Ни холодно, ни жарко!
Укокошил зайца – и забыл.
Вот и все. А все же Клаву жалко.
Добрый
* * *заяц
* * * * * был!
1984
********levitansky.ouc.ru/zaicu-v-vodoyome.html

Юрий Левитанский
Строгая морковь
Не в смысле каких деклараций,
не пафоса ради, ей-ей,
мне нравятся серые зайцы –
те золушки наших полей.
Мне праздника лучшего нету,
чем видеть опять и опять –
по этому белому свету
тот заяц идет погулять.
Ни шелка на нем, ни шевьота.
Ни юбок на нем, ни рубах.
Как красный колпак санкюлота –
морковка в суровых зубах.
Не плод экзотический юга,
чья дряблая кожа пестра, –
а скромная дочь огорода,
больших удобрений сестра...
Но грозный, как тень трибунала,
сидит на своем чердаке
охотник в коротеньком платье,
с кулацким обрезом в руке.
Он зайца в ловушку заманит,
морковку его отберет.
Он с этою целью ложится
и с этою целью встает.
Но вы понимаете сами –
я зайца в обиду не дам.
Высокую чашу питанья
я с ним разделю пополам.
Я дам ему, может, рублевку
из малой получки моей –
пусть купит другую морковку,
какая еще покрупней.
Я буду доволен, по сути –
была бы у зайца всегда
в железной домашней посуде
красивая эта еда!
1985
********levitansky.ouc.ru/strogaya-morkov.html

Юрий Левитанский
Арфа, Марфа и заяц
В Опалихе, возле Плаццо де Пеццо,
в котельной жил одинокий заяц,
который,
* * * *как это умеют зайцы,
долгими зимними вечерами
очень любил поиграть на арфе.
Правда, казалось несколько странным,
что заяц в котельной играл вечерами
не на органе иль клавесине,
на окарине иль клавикорде,
не на волторне или тромбоне
и даже не на виоле де гамбо,
как это любят другие зайцы,
а на обычной концертной арфе.
Впрочем, стоит ли удивляться,
что заяц в котельной играл на арфе?
Просто мы с тобой не имеем арфы,
и потому мы на ней не играем...
Однажды зашел я к нему под вечер
(люблю провести вечерок в котельной,
в бойлерной, в камергерском блеске
черных венецианских кресел!),
и мы разговорились о Бахе,
о Брамсе, о Шуберте и Сен-Сансе,
о Скарлатти и Доницетти,
о кантилене и о бельканто
италианской оперной школы.
Потом он стал в концертную позу,
как это умеют одни лишь зайцы,
и положил холеную руку
на струны, натянутые вертикально,
настроенные в до-бемоль мажоре,
синие, как гусарский ментик,
красные, как бутылка кьянти.
А на чердаке распевала Марфа,
в манере, присущей одной лишь Марфе,
и я задохнувшись тогда подумал:
ах, арфа,
* * * *ах, Марфа,
* * * * * * * * *ах, боже мой!
1980

Юрий Левитанский
Баллада о зайчике Роуфе...
У злобы – свои законы,
* * * * * * * * * * у чести свои права.
Есть заяц, и есть охотник.
* * * * * * * * * * Инжир, курага, айва.
За рынком у старой хашной
* * * * * * * * * * сошлись они, аккурат,
заяц по имени Роуф
* * * * * * * * * * и охотничий сын Баграт.
Лил на ущелье месяц
* * * * * * * * * * свой черный венозный свет.
И сказал Баграт: – Нэнавижу! –
* * * * * * * * * * и вскинул свой пистолет.
И в хашной умолкли споры,
* * * * * * * * * * когда он привстал в седле.
Но пуля в стволе молчала.
* * * * * * * * * * Молчала пуля в стволе.
Она молчала, как рыба,
* * * * * * * * * * навага, судак, филе...
Все так же в ущелье месяц
* * * * * * * * * * лил свой венозный свет,
когда Роуф сказал Баграту:
* * * * * * * * * * – Ну-ка, дай сюда пистолет! –
Когда торжествует дружба,
* * * * * * * * * * с дороги уходит злость.
И бросил Баграт ему пистолет,
* * * * * * * * * * как бросают собаке кость.
Уже текла по горам заря,
* * * * * * * * * * как течет виноградный сок,
когда Роуф своею рукой всадил
* * * * * * * * * * пулю себе в висок...
Да здравствует сила сильных!
* * * * * * * * * * Пусть слабый не будет слаб!
Да здравствует дух броженья,
* * * * * * * * * * шашлык и люля-кебаб!
Да здравствуют ритмы Киплинга,
* * * * * * * * * * папаха, аллюр, абрек,
фазаны и козлотуры,
* * * * * * * * * * мангал, чебурек, чурек!
1980

Юрий Левитанский
Зайцерама
Там, где врезанный
* * * *в Кордильеры,
огородствует
* * * * * огород,
конквистадоры
* * * * * браконьеры
зайцу сделали
* * * * * * окорот.
Там, в тумане,
* * * * за дымной Сьеррой,
только выскочил
* * * * погулять –
для чего его
* * * * * в шубке серой
дваждыдварики
* * * * пятью пять?
Хулиганствуя,
* * * * * * хали-гали,
хулахупствуя
* * * * * *на лугу,
длячегорики
* * * * * напугали,
почемурики
* * * * *ни гугу?
Говорю ему –
* * * * * *У, мерзавец! –
конквистадору
* * * * * главарю.
– Умер заяц?
* * * * * * Не умер заяц!
Чепухарики! –
* * * * * * *говорю.
Избегая
* * * финальных арий,
оркестранты,
* * * * * играйте туш!
Поместим его
* * * * * *в дельфинарий,
в планетарий
* * * * * *звериных душ.
Пусть морковствует
* * * * * * * * *серый заяц,
пусть дельфинствует
* * * * * * * * *над водой,
серый заяц-
* * * * *незамерзаец,
нуклеарный
* * * * *и молодой.
Перевязанный
* * * * * *синей лентой,
упакованный
* * * * * в целлофан,
пусть несется он,
* * * * * * *турбулентный,
как огромный
* * * * * *Левиафан.
Пусть летит он
* * * * * * *в своем убранстве,
убеждаясь
* * * * в который раз:
это – танец
* * * * протуберанцев,
c'est la dance
* * * * * des protuberances!
1969

Юрий Левитанский
Косой и Селифан
Жил в некоем лесу один зайчишка,
* * Совсем еще мальчишка,
* * * * *Шалунишка
* * * По кличке Гришка.
* * Однажды как-то днем,
* *Часов примерно в пять,
Зайчишка Гришка вышел погулять.
А тут, как на беду, из леса выбегает
Охотник Митрофан (по кличке Селифан)
* *И прямо в серого стреляет,
Хотя, по счастью, он в него не попадает,
* Поскольку был разбойник Митрофан
* * * * Смертельно пьян.
«Вот повезло, – дрожа, подумал Гришка, –
* * * А то бы бац – и крышка!..«
*В сей миг из-за ближайшего моста,
* * * Где зелень так густа,
* * * * * Из-за куста
(А попросту сказать – со своего поста)
*Под тихий шум дерев и гомон птичий
Выходит – кто б вы думали?-лесничий,
* Известный всей округе великан
* * * * *По имени Степан.
Лесничий тот из малых был толковых.
*Наш Митрофан белее стал, чем мел.
И так как права на отстрел он не имел,
*Степан его хотел на пять целковых
* * * * * Оштрафовать...
* * * * *Но не оштрафовал,
* А чуть ли даже не расцеловал,
* * Любезно папиросой угостил
* * * И с богом отпустил...
Суть в том, что был Степан совсем не тот,
* * * * * * который...
* К тому же сей негодник Митрофан
Не первый уже год заведовал конторой
* Строительной артели «Целлофан»,
* *За что его и звали Селифан.
* * * *Мораль сей басни –
* * *Не кивай на Селифана,
Коль сам ты слаб по части целлофана!
1969

Юрий Левитанский
Похвальное слово курочке Рябе
Я слышал, и не раз, такое мнение –
С годами, мол, приходит поумнение.
Я с этим согласиться не могу.
Я знаю их, день ото дня умнеющих,
уже сказать по-детски не умеющих
простое человечное «агу»!
Есть в поумненье скрытый дух келейности,
елейности и даже бармалейности
с легчайшим даже привкусом грешка.
В нем не хватает детской простодушности
и этой милой мухоцокотушности,
что, скажем, есть у Пети-петушка.
Пускай они читают книги, умники –
я буду с теми, кто играет в кубики.
Да, мне они понятней и милей,
бесхитростные детские манежики,
чем эти поумневшие мошенники,
кичащиеся умностью своей.
Пускай с Гомером станем мы погодками –
не разлучусь ни с детскими колготками,
ни с памятью о первом киселе.
Мне потому и счастливо, и празднично,
что так по-детски елочно и прянично
зайчиха-глупость ходит по земле.
Люблю, придя в жилье свое высотное,
открыть свое окошко невысокое,
чтобы увидеть снова и опять,
как меж пивными и кафе-молочными,
где шляются джинсовые молодчики,
она выходит тоже погулять.
Зайчиха-глупость – мудрое животное.
В ней что-то есть безмерно животворное,
способное лишь душу укрепить.
И как бы ум, охотничек прославленный,
ни целился рукой своей расслабленной –
ему мою зайчиху не убить.
Когда, не вняв ни Мастеру, ни Воланду,
лечу через Калугу или Вологду
на материк какой-нибудь другой –
не расстаюсь ни с курочкою Рябою,
ни с дедом и, тем более, ни с бабою,
с любимой моей бабою Ягой.
Уставший от фигурного катания,
от долгого недетского питания,
я говорю вам детским языком:
не бойтесь этой псевдокарабасности,
пока я жив – зайчиха в безопасности,
клянусь ацидофильным молоком!
1969

Юрий Левитанский
Вологодская драма
В Вологде у нас
вместо Ц бают Ч...
Заяч возле черкви
танчевал на крыльче.
А по чентральной уличе,
по чепкой траве
проходил охотник
без чаря в голове.
Он блюда порчионные
шибко любил.
Он в зайча не причелился,
а просто убил.
Побелело зайча
чветущее личо.
Повалился заяч
личом на крыльчо.
Ах, сам-то я виновен
в этом грустном конче:
зачем я вместо Ц
выговаривал Ч?
А то бы шкурка зайча
чела бы была!..
Торопитесь делать
добрые дела!
1981