Утром меня разбудил солнечный луч, светивший мне прямо в лицо, — я машинально поднялся с кресла, сделал несколько шагов и увидел спящую Милу. Из окна бил нестерпимо яркий свет, в его сплошном потоке плясали пылинки, и казалось, что вокруг ее головы сияет нимб. Волосы, разметавшиеся на подушке, отливали золотом, во сне она улыбалась, а под простыней, натянутой почти до подбородка, угадывался силуэт ее тела. Не ощущая своей наготы, я стоял рядом с ней и тоже улыбался, а когда она открыла глаза, вдруг увидел, что они необычайного, редчайшего, фиалкового цвета. Она была похожа на Элизабет Тейлор, и на какой-то миг все показалось нереальным, невозможным, захотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон.
Мила смотрела своими необыкновенными глазами так, как не смотрела на меня ни одна женщина — в этом взгляде не было ни удивления, ни мечущегося испуга, ни вожделения. Среди тысяч и тысяч слов и оттенков я не могу подобрать подходящего слова: она смотрела на меня восхищенно? приветливо? умиротворенно? Нет, все не то, все неточно: в этом взгляде были и нежность, и радость, и лукавство... Не удержавшись, я поцеловал ее в розовую, теплую со сна щеку, после чего, испугавшись собственной смелости, быстро выпрямился, а она протянула руку и благодарным, ободряющим жестом коснулась моего бедра. В ту же секунду я увидел всю картину в огромном старинном, висящем на стене, зеркале — увидел себя, будто со стороны, будто бы ее глазами: стройный, ладный, с длинными мышцами и мужественным разворотом плеч, смуглая кожа, своевольная шевелюра и вдохновенное лицо. Одним взглядом, единственным жестом она сумела подарить мне меня, и это гораздо больше, чем подарить весь мир, ведь тому, кто живет в разладе с самим собой, мир не нужен.
Мне казалось, что я очень долго смотрел в зеркало, но это было только мгновенье. «Сейчас проснется бабушка, уходи скорее!», но бабушка не только проснулась — она уже стояла в коридоре и смотрела на меня с нескрываемым презрением. Я немедленно вспомнил, что меня защищает только узкая полоска плавок, и мне страстно захотелось одеться, но жестокая бабушка схватила меня за локоть и втащила обратно в комнату. «Он к тебе приставал!» — безапелляционно заявила она. Мила, успевшая накинуть халатик, сидела на постели и смеялась: «Нет, бабушка, не приставал — он пришел пожелать мне доброго утра». — «По-твоему, он выбрал для этого самый приличный вид?».

Мое смущение куда-то испарилось, я вновь чувствовал себя невидимкой и поэтому попробовал оправдаться: «Я просто не подумал...». — «Мила, ты слышишь это — он не подумал надеть штаны! Разве еврейские мальчики не делают этого перед тем, как идут говорить доброе утро?». Мила смеялась до слез. «Бабушка он всю ночь спал в кресле, честное слово». — «А то ты думаешь, я не проверяла, что он там себе делает? Но теперь же он не спит!». — «Так ведь утро, бабушка...». Я не выдержал и прыснул, за что был немедленно наказан. «Что ты еще голый стоишь перед старой женщиной? Почему ты уже не прыгнул в окно от такого позора?».
Я не стал прыгать в окно, а предпочел все же одеться и умыться. Бабушка позвала нас завтракать, и на пороге кухни я просто остолбенел. Стол был уставлен невиданными яствами: на овальном фарфоровом блюде, в окружении зелени, лежала, немного изогнув хвост, щука (меня поразило, что она совершенно целая), стояли салатницы и тарелки с едой, которая соблазнительно выглядела и благоухала, но я с трепетом ожидал, что сейчас опять начнется экзамен, что да как называется, и был совершенно растерян.

На кухню заглянула Мила и попрощалась, сказав, что очень торопится и завтракать ей некогда, — она лукаво улыбнулась мне и исчезла.
Я еще не знал, что мне предстоит привыкнуть к ее внезапным появлениям и столь же неожиданным уходам, привыкнуть к чувству, что каждая встреча может оказаться последней, что я научусь подчиняться ритму ее жизни и не задавать вопросов.
Бабушка недовольно нахмурилась, но ничего по поводу исчезновения Милы не сказала. Думаю, что на моем лице отразились все оттенки растерянности и смущения, поэтому она стала накладывать мне на тарелку еду. «Кушай, мальчик, — если бы ты был евреем, ел бы так каждую субботу. Не каждый день: каждый день мы не можем себе этого позволить... Вот это цимис, нравится?». Могло ли это не нравиться?! «А вот это? Ты знаешь, что это такое?» — указала она на щуку. Чтобы не опростоволоситься, я осторожно ответил: «Рыба». — «Нет, мальчик, это фаршированная рыба!». — «С мясом?» — спросил я радостно, думая, что смогу поддержать разговор.
Бабушка посмотрела на меня с сочувствием, как на слабоумного. «Холомей, как рыба может быть фарширована мясом! Рыбу фаршируют ее собственным фаршем и никаким другим!». — «Не понимаю, — признался я, — как же это делают?». — «А зохн вэй, я фарширую рыбу уже столько лет, сколько ты еще не жил, так зачем тебе теперь это знать?», однако природное любопытство не покидало меня. Я внимательно пережевывал, боясь подавиться рыбной костью, но мои старания были тщетны: мне не попадалось ни единой косточки. Заметив мою сосредоточенность, бабушка рассмеялась: «Мальчик, ты можешь жевать это смело — все лишнее я вынимала оттуда неделю».
Я живо себе это представил и тоже рассмеялся. Потом мы вместе убирали со стола, и где-то между ее добродушным ворчанием и бесконечным разочарованием по поводу того, что я не еврей, выяснили, что у меня никогда не было бабушки. На это она ничего не ответила, но с той минуты мы подружились, и я много раз приходил к ней в гости даже без Милы — помогал по дому, выносил мусор, бегал по магазинам. Так, в одну из наших встреч, бабушка вполне серьезно сказала мне: «На самом деле, мальчик, все люди евреи, только не каждый об этом знает. Ты тоже хороший человек, я поняла это сразу».

Молокане в основном остались в Армении, не северном побережье Севана, там и названия поселений русские.

Минусинский пассионарий - Бондарев Тимофей Михайлович (1820-98) — крестьянин, сектант, крестьянский философ, переписывался с Л.Н. Толстым, основатель села Иудино - лидер субботников, одного из направления сект еудейского направления.
Биография его - см. в коментах к его фотографии
***********.odnoklassniki.ru/profile/85616014299/album/233635144411

За мои многолетния странствия сделала для себя вывод,что временами людская молва права... немного о Крыме.;)) Бабушка моя украинка по отцу,ето чтобы не было нареканий)) Пару лет назад понесло меня в Крым. По натуре я не гламурная,не злобивая. Прилетела в аеропорт Киева и началось! Меня держали час! Спрашивали наводящие вопросы,типа как будет носки и хлеб по-французски))) Затем я чуть не опоздала на свой реис в ялту. Один день был просто богат на хамство)) к счастью понимала ,что с людьми делает квартирный вопрос ,и нехватка средств.. В общем и целом картина сложилась не ахти.. Как мне обьяснил один мой знакомый,в Сталинские времена почти весь цвет культуры и науки *етих красивейших мест был выслан на севера,а их особняки заняли Нквдшники-головорезы..В общем и целом,шокировало меня многое там

Молокане в основном остались в Армении, не северном побережье Севана, там и названия поселений русские. Кавказ и Сибирь - в основном туда и ссылали их как сектантов.

Тимофей Михайлович, а после принятия иудаизма Давид Абрамович Бондарев, родился 3(15) апреля 1820 г. в селе Михайловка Донецкого округа Земли Войска Донского. За свой непокорный нрав, правдоискательство и "колдовство" он был отдан разгневанным помещиком в солдаты, в нарушение законов Российской империи, которые ограничивали мобилизацию семейных крестьян. Бондареву уже исполнилось 37 лет, он был женат, имел четырех детей, а "пятый был за поясом". Сын Бондарева Даниил Давидович к этому рассказу добавлял, что он слышал из уст отца и матери, что дело было не только в самодурстве помещика: уже тогда отец пришел в столкновение с деревенским священником и поп донес на строптивого прихожанина
Отданный в солдаты, Бондарев попал в 26-й казачий полк Кубанского войска и службу отбывал на *Кавказе, * по *удивительному совпадению также в станице Михайловской, но Кубанской области. Немногим ранее (до 1854 г.) здесь служил знаменитый корреспондент нашего героя — Л.Н. Толстой. Во время службы Тимофей Михайлович был военным (полковым) диаконом. Напомним, что Северный Кавказ был наводнен различными сектантами и, например, Хоперский казачий полк полностью был укомплектован субботниками. Вероятно, в это время он познакомился с рукописным экземпляром книги А.Н. Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву", которое потрясло бывшего крестьянина, на своей шкуре испытавшего все прелести крепостной зависимости.
Внешним толчком для религиозного кризиса послужил незначительный случай, произошедший с Бондаревым: его в субботу отказался обслуживать еврейский лавочник. *"С тех пор", по словам самого Бондарева, ему "запала мысль в голову", которая не давала ему покоя. Вскоре после этого он "нарочно" знакомится с "жидовствующими" и принимает иудаизм. Вероятно, процесс этот был не столь прямолинеен. Но как бы то ни было, спустя 10 лет по прохождении службы и получив медали за Кавказкую войну, Тимофей Михайлович Бондарев принял обряд обрезания в станице Михайловской в присутствии трех лиц и стал иудействующим.
Как бывшего полкового диакона, отпавшего от православия, его сослали в Сибирь в Енисейскую губернию.

за "отказ" от православия и переход в иудейство он был судим, его лишили воинского звания, отняли медаль, полученную за боевые заслуги, и заключили в Усть-Лабинскую тюрьму, где он находился два года. В 1867 г. военно-судная комиссия приговорила Тимофея Михайловича Бондарева на "вечное поселение в Сибирь" и направила его в кандалах в распоряжение енисейского губернатора. За годы солдатчины, "безотцовщины", семья претерпела трагедию — трое детей умерли...Сначала Бондарева с партией сектантов поселили в селе Заледеевском, Красноярского округа. Вероятно, эта деревня была перевалочной, ибо в ней останавливались предшественники Бондарева, основатели села Иудино. В само Иудино, по словам Даниила Давидовича, они прибыли 22 мая 1867 г. Семья состояла из самого героя, жены и двоих детей.
СЕЛО ИУДИНО. В начале царствования Николая I сосланные в Сибирь крестьяне-иудействующие, в основном родом из Воронежской, Саратовской и Самарской губерний, а также с Северного Кавказа, попали в Енисейскую губернию, где были поселены в Красноярском округе, в селе Заледеевском, в 27 верстах от Красноярска, по пути в Томск. Село было расположено по обеим сторонам "московского тракта". Так как местные условия жизни были достаточно трудны, то субботники стали хлопотать о переселении их в другое место. Им это разрешили, и ходоки отправились на поиски удобных земель. Это было в 1838 г: (По другим сведениям — в 1833 г.) В то же время переселение из Заледеевского было * вынужденным, ибо село находилось неподалеку от Красноярска и служило последней станцией (станком) перед городом, жителям села постоянно докучали начальство и духовенство со своими придирками и "увещаниями". Мы знаем имена трех первопроходцев, искавших и нашедших новое место: Богданов, Аникин и Борисов. В пересказе это выглядит приблизительно так. После долгих странствий по дебрям Минусинского края ходоки облюбовали одно место в глубине Койбальской степи, на речке Сосе, притоке Абакана. Выбор был сделан удачно: место им показалось хлебородным, богатым выпасами для скота, кроме того привлекали близость леса, полного дичью, а также реки, удобной для сплава леса и рыбной ловли. Здесь было основано село "Обетованное", напоминающее жидовствующим о "земле Обетованной, Ханаане". По словам Давида Абрамовича, село находилось в 150 верстах от Минусинска.

субботники надеялись на то, что руки властей сюда до них не дотянутся. Но не тут-то было. Енисейский губернатор, получив уведомление от смотрителя поселений Минусинского округа князя Голенищева-Кутузова о возникновении новой деревни под названием "Обетованная", рассвирепел, увидев в этом кощунство и поругание православной веры. Он категорически потребовал переименовать село в честь... предателя Иуды, в Иудино, ибо его насельники предали истинно православную веру и перешли в "жидовство". И с тех пор, на протяжении более 100 лет, деревня официально называлась "Иудино", а неофициально "Молоканы", "Сосы", "Субботина" и наиболее часто "Юдино". Кстати, неподалеку, километров 40 южнее Шушенского (место ссылки В.И. Ленина), есть и село Субботино, и можно предположить, что были еще и другие поселения жидовствующих, вроде "подозрительных" Моисеевки и Табат (по-древнееврейски: кольцо). Из-за пребывания субботников в Минусинском крае, там было запрещено селить евреев: боязнь "дурного" влияния и дополнительных "соблазнов". (Лишь в 1958 г. "по просьбе трудящихся" село было переименовано в поселок Бондарево...)
Вскоре сюда прибыли почти все заледеевские субботники. Впоследствии здесь поселились молокане. Всего в селе жило 1 000 душ, две трети которых составляли субботники, остальные — молокане. Но в советской литературе можно было прочитать и о том, что село Иудино, или благозвучнее *Юдино, было населено казаками-староверами.
Один из исследователей и знатоков проблемы высказывает мысль о том, что известная сибирская фамилия Юдины корнями уходит в упомянутое село. И действительно, фамилию Юдин носило несколько известных личностей, включая известного красноярского миллионера и библиофила Геннадия Васильевича Юдина (1840—1912), героиню благовещенского конфликта (русско-китайский инцидент в июле 1900 г., когда город подвергся бомбардировке с китайской стороны) Анастасию Юдину и др.