Осенний праздник – первый день Тишрей,
Когда был создан человек – венец природы.
Рош-hашана – глава, начало года.
И новый год пусть будет слаще яблок с мёдом,
И предыдущего спокойней и светлей.
Шофара резкий и суровый звук
Тревожит слух и будоражит душу.
Его услышав, замирает всё вокруг.
Шофар нам говорит: проснись,задумайся и слушай.
Есть Б-г, Он твой единственный судья.
Твои деянья перед ним, как на ладони.
О снисхождении и милости его моля,
Исправь свои ошибки и тогда
Весы пусть к продолженью жизни клонит.
Чтоб в Йом-Кипур – великий Судный день,
Постясь, достойно смог бы попросить ты Б-га,
Чтоб Книги Жизни для тебя раскрылась сень,
Записан будешь в ней и запечатана она
до следующего срока.
И множатся пусть дни, как зёрнышки граната.
И будь всегда ты в жизни во главе,
Делами добрыми пусть будет жизнь богата.
И никогда не будет пусто на столе!

Пастернак лежит на русском кладбище.
Чистый-чистый оседает снег
На его еврейское пожарище —
До конца не вымоленный грех.
Всякая судьба подобна чуду
Или быть должна такой она.
Он всю жизнь молился за Иуду,
Словно в этом есть его вина.
Судьбы слиты в общую посуду
И не отвести ему уста.
Пастернак молился за Иуду,
Чтоб дойти до сути — до Христа.
Он искал божественное слово.
И Россия, может быть, была
Для него как русская Голгофа,
Что его к бессмертью привела.
Снег на камне вытравил фамилию,
Годы жизни и черты лица.
Но поэт свою земную Библию
Дописал до самого конца.

Нас согнуть не смог никто на свете.
Храм восстанет. Пусть в огне горим!

Пусть погромы. Пусть зовут жидами.
Вечны мы. Господь так повелел.
Его Тора и Заветы с нами.
Путь нам Им указан. Много дел

Нам вершить под руководством Божьим.
Все пройдем. Преодолеем все.
Сделаем, что можем и не можем.
И, понятно, что-нибудь еще!

Так уж мы устроены, евреи!
Через невозможное – вперед!
Ни о чем, о прошлом не жалеем!
Вслед за старым – Новый год идет!
02.01.2010
И.Нутов

Игорь Губерман.


Бася: *Шалом Израиль – друг мой добрый и надёжный,
Я так горжусь, что жизнь свела меня с тобой,
Ведь для меня на свете нет тебя дороже,
И стал ты Родиной моей, моей судьбой!
Звезда Давида мне дорогу осветила,
Чтобы к земле Обетованной я пришёл,
Ты – воплощение любви, добра и силы,
Израиль мой, с тобой всегда мне хорошо!
Твоя история себе не знает равных,
В ней мироздания истоки сплетены,
Ты дашь отпор любым агрессиям державным,
И одолеешь всех зачинщиков войны!
Израиль мой – ты Богоизбранный навеки,
И потому несёшь ты гордо статус свой,
Здесь всё для мира, всё во благо человека,
Оазис маленький с огромною душой!
Идёшь ты в будущее смело и достойно,
И помнишь ты своих героев имена,
Пусть будет жизнь твоя свободной и спокойной,
Израиль – самая прекрасная страна!

Размышления на Йом Кипур *( Геннадию Нейману)

Куда б мы ни пошли, безжалостный рычаг
Сметает нас с земли неласковой и подлой:
Сжигают стройных Рив в освенцимских печах,
На хайфских площадях взрывают рыжих Мотлов.
Кровавую лапшу расхлебывать невмочь,
Как беззащитна плоть и как душа ранима!
Я сумрачно гляжу в сгустившуюся ночь:
Благославен Господь, что взрывы нынче мимо!
Обрывки грозных сур все жестче, все мрачней...
Вавилонянин хмур, хоть ты его и славишь...
О бабушке своей, о доченьке своей,
О ком ты в Йом Кипур читаешь, ребе, кадиш?
Какой по счету год мы плачем при свечах?
А книга скорбных дней поныне не закрыта.
И молится еврей, чтоб род наш не зачах -
Презренный жалкий род, бессмертный род Давида...

/ Марина Генчикмахер /

ЙОМ КИПУР
Меркнет зыбкий луч свечи.
На полатях и диванах,
день постившись, спит в ночи
вся Земля Обетованная.
Боже, милостивым будь
к старикам её и детям,
тяжелее нет на свете,
чем твоих евреев путь.
Натерпелись так они
от гонений и разбоя, -
от беды прикрой собою,
от печалей охрани.
Я прошу тебя за всех
И за ту, что нет дороже,
если есть у милой грех,
мне его зачесть ты можешь.
…………………………………
Спит Земля. Один лишь Бог
звёзды собирает в стаю,
списки длинные листает.
Мог бы, - я б ему помог…
Феликс Куперман

Волоокая дщерь Сиона,
ропщешь, рыщешь,
сквозь века продираясь, стоны
и метания даришь нищим
этой белою дланью нежной,
этим траурным губ окаёмом.
Ты меняешь обители спешно
вдалеке от Сиона.
(...Там и сумерки падают, словно
опалённый талит на плечи,
и текут поднебесные речи,
им навстречу – пустынные волны...)
Ты – одна. Обнимает колени
ветер боли, разлуки, забвенья,
усыпляя мелодией сонной
волоокую дщерь Сиона.

стихотворение *Артема
Гельмана,написанное в 1998 году
(увидено в живом журнале)
Священный город, Иерусалим!
Ты помнишь всё — и радость и страданье,
Ты объясняешь нам вопросы мирозданья, —
Что наша жизнь — всего лишь «гэвэл гаволим»*
Веками длится ожидание Мессии,
Сжигались праведники, гибли на кресте...
И мы к тебе приедем из России,
Чтоб поклониться твоей вечной красоте!
Священный город радостей и бед!
Ты помнишь всё — и счастье и страданье,
Ты отвечаешь на вопросы мирозданья, —
О том, что наша жизнь — лишь суета сует...
(F)

ПОКА МОЁ СЕРДЦЕ БЬЁТСЯ…/из ХАИМА ГУРЕВИЧА, перевод с идиш/В микрорайон тот, в этот поздний час
Никто не приглашал. Вела тревога.
По улицам пустым текла дорога,
И суетился пригород меж нас,
С причудами, с дубравой, с Молдаванкой.
… Япончика уж нет и Бени Крика…
Душа болит своим безмолвным криком..
И память ворожит мне, как цыганка.
…Заводик известковый недалёко.
Стоит домишко, ставни чуть раскосы.
Вот Суламифь моя. Глаза и косы…
Стоит у дома с мамой невысокой.
… Враги ворвались, мать в колодец бросив.
К хвостам коней привязанные косы
Моей любимой… А в глазах вопросы:
«За что???» И… тело, брошенное оземь,
Поволокли к удушливым вагонам.
В Майданек гнали, чтоб в печах ослепла,
Чтоб от неё осталась горстка пепла…
Свидетели немые – только клёны.
… В микрорайон тот в этот поздний час
Никто не приглашал и не попросит.
Где б ни был я, меня сюда заносит.
Пока жив сердца стук, – я помню вас.

БОТИНОЧКИ /из ХАИМА ГУРЕВИЧА, перевод с идиш/
Поздней ночью, когда сны баюкают внучку мою, –
Я ботиночки чищу, так внучку свою я люблю.
Это – хобби, до блеска начистить ботинки, поверь.
В первоклассных салонах их можно представить теперь.
Поздней ночью, когда сны баюкают внучку мою, –
Я ботиночки чищу, так внучку свою я люблю.
И какие забавы я выдумал, сердце моё,
Как цыплят я в подоле качаю ботинки её.
И под лампой верчу, так и этак. Теперь, например,
Словно в зеркале в них отразился легко интерьер.
Осторожно вас, в ванную, я опускаю. Молчу…
Очарован! С утятами в речке сравнить вас хочу.
… Только памяти ветер фантазий осколки унёс,
Точно хрупкая ваза сломала хрусталь об утёс.
Вижу гору ботинок, оставшихся после детей,
Что сгорели в печах… Лагерь смерти… Уж не до затей.
Хлад Освенцима… Ужас сковал моё тело в момент.
Тут фашисты-врачи начинали свой эксперимент.
И ботинок гора мне напомнит кошмары из снов, –
Пирамиду из маленьких, детских, ой-вэй, черепов…
Я беспомощен, Бог мой, с ума я схожу в этот миг.
Слышу, дети кричат, и из дыма доносится крик.
… Вдруг покажется мне, – кто-то, внучку пытаясь украсть,
К ней подходит… Беда с ней случится! Какая напасть!
Я рукою дрожащей открыл в спальню дверь, сгоряча.
Баловница там спит. Сладкий сон прикорнул у плеча.
Я напрасно, горюя, ворвался испуганный к ней.
Ангелочки кружат, охраняя сон внучки моей.