У Понтия Пилата ещё хватило выдержки поинтересоваться, что же было далее, хотя и этого *вполне было достаточно, на оставшиеся 2000 лет мировой истории, за молейшее сомнение о законности любой нине правящей власти: будто цезарь или царь, генсек или президент, фюрер, дуче или аятолла, или любой какой-нибудь "пенек" (царек), тьму миллионов усомнившихся: распять, сжечь, закопать, замочить или в порошок стереть; а Пилат с этим Иешуа ешё и *нянчился, нарываясь на гнев Тиверия:
- Далее ничего не было, - сказал арестант, - тут вбежали люди, стали вязать меня и повели в тюрьму.