Одежда, внешность, повадки «хиппи» и «битников» стали модой, миновали границы и водные пространства, стали чем-то обязательным для молодого человека, считающего себя «современным», «модерн». Уже забыты первоначальные истоки общественного протеста, его смысл, осталась только оболочка, подражание, заимствование. Как писала Эльза Триоле, молодые стали «конформистами даже в своем антиконформизме», и добавляла: «У молодых существует своя международная мода, они еще больше, чем взрослые, похожи в этом отношении на баранов...» (Э. Триоле. «Душа».) Они обвиняли старших в однообразии, почитании традиций и обычаев, бросили им вызов, а на самом деле оказались такими «традиционистами», что теперь молодой человек стал пленником моды и не мыслит себя без узких джинсов или рубашки с рюшками. Так был распят протест. И только по-настоящему сознательная молодежь, всерьез воспринимавшая протест против буржуазного образа жизни, ищет других путей борьбы, меньше всего думая о внешних атрибутах движения. С интересом я читал заявление о приеме в комсомол 16-летней Продавщицы магазина по имени Джейн: «Моя мать против коммунизма. Но мой покойный отец придерживался социалистических идей. Я не знаю, почему меня заинтересовали теория и практика коммунизма. Меня никто на это не толкал. Но я убеждена, что это непреходящее явление в моей жизни, что коммунизм для меня воплощает все идеи для той Англии, в которой все будут жить счастливо».

Из любопытства я направился в один из лондонских танцклубов, где собирается молодежь. Выступал психеделический ансамбль. Исполнялась «Психопатическая рапсодия», гремела музыка – не звучала, а именно гремела. Установленный в кинобудке прожектор освещал сцену и стены зала разноцветными лучами, создавая условно-абстрактные пятна и узоры. Другой прожектор быстрыми вспышками, чередуя цвета, освещал то артистов, то публику. Световые узоры прыгали и дергались, раздражая глаза (так оно и задумано). Саксофонист превращался в алого мясника, затем в голубого утопленника или покрывался мраморным узором, словно пасхальное яйцо. А барабаны, гитары, бубны, саксофоны бесновались и негодовали. И только когда сидевшая слева от меня девушка в мини-юбке издала слабый писк, а у соседки справа начала дергаться правая рука и левая нога, я потихонечку вышел из зала. Начинался новый музыкальный номер – «Психические ромашки»...

Кстати, о психеделической музыке. По словам ее творцов, она должна вызывать у публики галлюцинации, подобные тем, что порождает популярный на Западе наркотик ЛСД, Чтобы добиться этого, музыку сопровождают «гипнотизирующие» световые эффекты. Английский психеделический музыкант Бобин говорит: – Большинство молодежи еще не поняло, в чем дело. Но некоторые во время концерта теряют ощущение времени. У других появляются перед глазами светящиеся круги и звезды, знаете, как это случается, если вы закроете глаза и нажмете на них пальцами. Но лучше такие галлюцинации, чем от действия наркотиков. Не правда ли?..

Магазины небольшие, но каждый имеет оборот не меньше миллиона фунтов в год. «Бум» начался в 1965 году, когда из Глазго приехал 20-летний Джон Стефен, решивший попытать счастья в Лондоне, торгуя модной одеждой в «итальянском стиле». У него было 30 фунтов и два помощника. Сейчас он ворочает миллионами и ежегодно получает из США заказы на 1 миллион фунтов. У Стефена девять магазинов на Карнэби-стрит, шестиэтажный административный корпус и свои швейные фабрики. США, Франция, Латинская Америка, ФРГ копируют моды Карнэби-стрит, торгуют с ней, словно с самостоятельным государством. Туристы валят сюда валом. Они только что «сделали», как принято говорить у американских туристов, Вестминстерское аббатство, сфотографировали околачивающихся у фонтанов Трафальгарской площади «хиппи» и потребовали, чтобы гид вез их на Карнэби-стрит. Здесь за пять минут вам подготовят номер газеты, через первую полосу которой будет напечатана крупным шрифтом шапка с вашим именем: «Мистер (имярек) обедал сегодня в Букингемском дворце», или «Мисс (имярек) заняла первое место на мировом конкурсе красавиц» и т. п. Это один из сувениров знаменитой улицы. Здесь вы можете купить пластинки с психеделической музыкой, якобы вызывающей галлюцинации. А один бизнесмен обратился в лондонский муниципалитет с просьбой разрешить ему купить камни, которыми вымощена Карнэби-стрит. Он хотел пустить их в продажу в качестве сувениров для американцев.

Есть в лондонском районе Челси улица Кингсроуд. К вечеру сюда сходятся и съезжаются самые модные представители «современной» молодежи. Для нее созданы специальные кафе и бары вроде «Доллс энд гайс» и других; молодежь гуляет толпами в экзотических нарядах. И сюда же стекаются туристы – взглянуть на новую «достопримечательность» Лондона. Приглядитесь внимательно: эти парни в джинсах и нарочито неряшливых свитерах почему-то приезжают сюда на гоночных автомашинах «Астон-Мартин», «Ягуар», стоящих целые состояния. Молодежи отдана на откуп лондонская улица Карнэби-стрит, где даже запретили движение транспорта, чтобы она оставалась приманкой для туристов. На ней всегда толпы молодых людей, из магазинов несутся потоки бешеной поп-музыки – это посетители крутят новейшие пластинки. В каждом доме – витрина магазина модной одежды для молодежи. Не пытайтесь купить здесь нормальные брюки или костюм – эта улица не для вас. Брюки здесь узкие, как трико, с бахромой внизу; рубашки потрясающих цветов, с рюшками, оборками, жабо.

А вот история 19-летнего Майкла, сына знаменитой киноактрисы Элизабет Тэйлор. Она и ее муж, не менее знаменитый Ричард Бэртон,– миллионеры. Известностью пользуется коллекция бриллиантов, которые муж надарил Тэйлор и которые хранятся в банковских сейфах. Лишь изредка Элизабет надевает их на премьеры, когда ее окружают дюжие охранники. К свадьбе сына она купила ему за 30 тысяч фунтов шикарный особняк в Лондоне. Майкл, однако, ударился в «хиппи», бросил дом, а затем с женой и бэби-дочкой отрекся от общества. «Мне не нравятся бриллианты и тому подобное, – заявил он, – я всегда восставал против, этого, я не хочу ничего подобного. Я не беру у матери денег, а у меня самого их очень мало». Майкл удалился в горы Уэльса, где сколотил со своими друзьями «коммуну», поселившуюся в заброшенной ферме с тремя гектарами земли. Майкл ходит в рваном свитере, джинсах и грязных сапогах. «Коммуна» копается в земле, доит коз и понемногу голодает. Жена Майкла уже разочарована в этой сельской идиллии – еще бы, у нее ребенок. Но надо сказать, что в коммуне есть... цветной телевизор, а в сарае стоит стереофоническая радиола. Это подарки мамы Майкла, от которых не отказались... Мама тем временем декорирует потихоньку лондонский особняк в надежде, что блажь пройдет и сын вернется к цивилизации и... ненавистным бриллиантам. Наряду с движением настоящего протеста молодежи, носящего прогрессивный характер, зародилась и своеобразная мода в одежде, которая начала распространяться по всему буржуазному миру. Пальма первенства, бесспорно, принадлежит Англии. Надо сказать, что правящие круги умело вносили раскол в движение молодежи, стараясь отвлечь ее от политического протеста и рекламируя самые уродливые внешние формы движения. Они делают все, чтобы превратить «хиппи» и все связанное с ними в туристский аттракцион.

Выше я рассказывал об Ассоциации скваттеров, пытающейся помочь бездомным людям. Сейчас расскажу, как можно опошлить любую честную идею. Это сделали левоавантюристические элементы молодежного «бунта», бездельники, примазавшиеся к движению протеста. В течение нескольких дней внимание жителей Лондона привлекал дом № 144 по улице Пикадилли, большой старинный особняк с колоннами, около Букингемского дворца. Из окон его выглядывали лохматые, нечесаные головы, на перилах балконов, болтая ногами над головами прохожих, сидели десятки парней и девушек в неописуемо грязных одеяниях. Поскольку особняк давно пустовал, лондонские «хиппи» захватили его, поселились и отказались уходить. Над зданием повесили плакат «Лондонская уличная коммуна», а под ним другой со словами: «Собственность – это воровство». Сначала «жильцов» дома было около сотни, но через пару дней их число достигло полтысячи. Здание оказалось в руках анархистов и явно деклассированных элементов. Они принялись за изготовление «оружия» в виде обрезков металлических труб и тяжелых пластмассовых шаров, которые время от времени метали в прохожих. Для собственной охраны анархисты пригласили «ангелов ада» – хулиганов в кожаных тужурках с изображенными на них черепом и костями, готовых вмешаться в любое побоище. Появились наркотики, алкоголь, стены комнат покрылись непристойными надписями. Конец эпопеи на Пикадилли можно было предугадать. На рассвете сотни полицейских ринулись к дому № 144. С крыш в них полетели камни, куски балюстрады, тяжелые метательные шары. Силы оказались неравными, и вскоре полицейские уже выносили сопротивлявшихся анархистов и бросали их в черный фургон с решетками. Своей выходкой анархиствующая молодежь принесла большой вред. Многие английские обыватели поставили знак равенства между ними и честной молодежью из «скваттеров», которая действительно боролась против социального зла.

Участие анархистских, троцкистских, маоистских и им подобных групп ведет к тому, что молодежное движение протеста иногда принимает уродливые формы и вызывает возмущение английской общественности. Именно эти элементы, «побывав» на Гровнор-сквер вместе с остальной молодежью, становились участниками сионистских и антисоветских выступлений, которые инспирировали правящие круги. Под влиянием этих блуждающих во тьме, а часто провокационных элементов появлялись группы молодежи, протест которых сводился к разврату или неумеренному употреблению наркотиков. В Гайд-парке я наблюдал массовый митинг молодежи. Юноши и девушки в ослепительно ярких одеяниях, с бубенцами на шее, босые и лохматые, собрались сюда, чтобы... требовать легализации наркотиков, в частности марихуаны. Или же молодежный протест превращался в забаву, причуду буржуазных детишек.

Молодая эстрадная певица Дасти Спрингфилд отказалась петь в Южной Африке в зале, в который не пустили африканцев, и была выслана расистами. «Биттлы» отказались петь на юге США, узнав, что в зал не пустили негров. Но не все таковы. Во время той же демонстрации на Гровнор-сквер я видел группы молодых анархистов под черно-красными флагами. Своими дикими нарядами они выделялись даже среди огромной толпы «длинноволосых», напоминая то ли цыганский табор, то ли опереточную труппу. Как всегда бывало в истории, анархисты кричали громче других, но, когда началось столкновение с полицией, их колонна каким-то образом оказалась в ближайшем тихом переулке, далеко от закипевшей битвы. Зато именно их особенно охотно фотографировали репортеры буржуазных газет.

Я был на лондонском Гровнор-сквер, где находится здание американского посольства, когда там проходила массовая демонстрация солидарности с народом Вьетнама. Площадь заполнили тысячи и тысячи молодых людей – большинство из них составляли все те же, кого привыкли именовать «хиппи». Они прорвали цепи полицейских, падали под ударами дубинок, сражались палками и кулаками; они сутками – день и ночь – несли вахту у посольства около транспарантов с лозунгом «Руки прочь от Вьетнама!». Это был совершенно сознательный протест против несправедливости. Да разве только в Англии проходили подобные выступления молодежи! Значит, дело не в длинных волосах и грязной одежде. Значит, среди массы протестующей молодежи есть немало вполне сознательных людей, поднявшихся на борьбу с преступлениями буржуазного общества.