В кинофильмах загорелый, мускулистый герой-самец дает пощечину жене (возлюбленной, подруге). Она плачет и крепче прижимается к его могучей груди. Герой снисходительно говорит: «Ай эм сори, дарлинг!» («Прости, дорогая»). Это – отпущение всех грехов. ...В магазине вы купили батон хлеба и фунт масла (килограммов еще не знают в Англии) и, получив пакет, говорите: – Благодарю вас! И продавец отвечает: – Что вы, сэр, это мы должны благодарить вас... Я знаю, что эта фраза ему ничего не стоит, что он повторял ее механически много раз, но... я приду за хлебом и маслом опять к нему. Такой же разговор происходит в автобусе. Я подаю кондуктору деньги и говорю: – Билет до Оксфорд-стрит, пожалуйста. Кондуктор, беря деньги: – Спасибо. Я беру билет: – Благодарю вас. Кондуктор, отдавая сдачу: – Пожалуйста, два пенса, спасибо. Я, получив сдачу: – Спасибо. Это – не преувеличение, так происходит каждый раз. Можно говорить об автоматизме подобной вежливости, но как хорошо, если бы так было повсюду! Внутри автобуса тихо – люди разговаривают вполголоса, чтобы не раздражать шумом других пассажиров. Если в лондонском автобусе вы услышите громкие голоса, смех, выкрики, то знайте, что это иностранцы. Англичане в этих случаях морщатся и совсем замолкают. Это «шокинг»! И уж, конечно, никогда не услышишь что-нибудь вроде: «А еще в шляпе!»

Когда англичанин встречает другого англичанина, он спрашивает: «Как поживаете?» – и тот отвечает: «А как вы поживаете?» Когда француз при встрече спрашивает другого француза: «Как поживаете?» – тот начинает обстоятельно рассказывать о своем здоровье. На первый взгляд британская манера может показаться нелепой, но, поразмыслив, вы поймете, что она куда более разумна, нежели французская. Действительно, в первом случае никто никого не выслушивает. Но и во втором – за очень редким исключением – француз не слушает, что ему отвечают... Англичан не больше, чем французов, интересует здоровье их ближних. Но они никогда и не спрашивают, как действует ваш желудок и не докучает ли вам экзема или печень (враг № 1 всех французов), поэтому им не приходится выслушивать ответов. (П. Данинос, там же.) Магической формулой служит и выражение «Ай эм сори» (буквально: «Я сожалею»). Вы толкнули джентльмена на улице – он скажет «Ай эм сори», хотя и не виноват. Этим он как бы подтверждает, что имеет дело не с тумбой, не с фонарным столбом, а с человеком. В этом есть что-то гуманное. Фраза очень удобна. Англичанин встречает друга и говорит, что у него умерла тетка. Не задумываясь, друг говорит: – О, ай эм вери сори! («Я очень сожалею»). Мы обычно теряемся и с трудом находим подходящие выражения соболезнования: они, как правило, или излишне высокопарны, или же выглядят чем-то произнесенным мимоходом. Английское «ай эм сори» в зависимости от интонации звучит всегда искренне и к месту.

Между английским языком и общепризнанной английской вежливостью существует тесная связь. Влияет ли специфика языка и упомянутый «андерстэйтмент» на поведение, или же англичане, будучи приучены к вежливости, выражают ее в языковых формах, судить не берусь. Многие говорили мне, что английская вежливость нечто формальное, механическое, что, употребляя стандартные выражения и фразы, они, мол, не думают об их содержании. В этом есть доля истины, но я не вижу в том ничего плохого. Есть, конечно, и трафареты. Так, здороваясь со знакомым, спрашивают: – Хау ар ю? («Как вы поживаете?») Но есть и другая фраза с тем же значением: «Хау ду ю ду?» Ее произносят в тех случаях, когда встречают человека впервые, знакомятся с ним. Никто и никогда не отвечает на эти вопросы сообщением о своем здоровье – это недопустимо. В данном случае просто употреблена шаблонная фраза, отнюдь не означающая, что человека интересует ваше самочувствие.

В романе Дж. Херси «Возлюбивший войну», где самолет героя идет на одном двигателе и должен грохнуться в море, штурман остается до конца настоящим англичанином и спокойно говорит пилоту: «Сэр, вам не кажется, что вы отклоняетесь от установленного курса?..» Особенно полезна удивительная обтекаемость английской речи в политике, в парламенте. Надо только научиться обнаруживать истинный смысл ничего не говорящей фразы. Так, например, отвечает представитель правительства на запросы депутатов парламента: «Этот вопрос изучается», – что означает: «Мы потеряли папку с этим делом»; или «Вопрос активно изучается» – «Кому-то поручено срочно найти потерянную папку»; «Это не в интересах общественности» – «Это в интересах общественности, но не в наших интересах»; «Общественное мнение еще не готово к такому шагу» – «Общественное мнение готово, но мы-то не готовы»; «Это срочная проблема, и поэтому мы создаем королевскую комиссию» – «Это ужасно, но мы надеемся, что через три года, все забудут об этом, или мы подыщем, на кого свалить вину»; «Как я говорил на прошлом заседании, это остается важной задачей, даже жизненно необходимой, но, к сожалению, сейчас нет возможности осуществить ее» – «Забудьте об этом»; «С течением времени» – «Никогда»; «В недалеком будущем» – «Никогда»; «У нас состоялся откровенный, полный и широкий обмен мнениями, и обе стороны искренне надеются встретиться снова несколько позднее» – «Мы находимся в состоянии войны»; «Мы перегруппировываем наши силы для завершающего наступления» – «Кабинет министров покидает Лондон». (Д. Фрост, Э. Джей», там же.)

«...заметил хладнокровно молодой английский радикал, причесанный ? la Jesus, молчавший все время и подтверждавший слова Маццини головой, дымом сигары и какими-то неуловимыми полифтонгами, в которых пять-шесть гласных, сплюснутых вместе, составляли одну сводную. ...– Мы любим и уважаем закон. – Не оттого ли, – заметил я, придавая добродушный вид моим словам, – все народы больше уважают Англию, чем любят англичан. – Оеуэ? – спросил радикал, а может и отвечал». (А. И. Герцен. «Былое и думы».) Все это относится и к знаменитому английскому «андерстэйтмент» – «недоговоренности», – который свойствен языку всех классов и сословий. Мы привыкли говорить прямо и откровенно, а иногда и безапелляционно, категорически. Поэтому речь англичанина кажется аморфной и неопределенной. Он не любит говорить «да» или «нет» и всегда найдет дополнительные слова, которые сгладили бы резкость суждения. Когда начальник увольняет подчиненного, он говорит (обязательно без гнева или раздражения): – Я крайне сожалею, что за последнее время выполнение вами своих обязанностей не было таким же отличным и безукоризненным, как, скажем, год назад. Я боюсь, что вам было бы трудно в нынешних условиях нести такую тяжелую нагрузку, и я искренне надеюсь, что вы найдете в другом месте гораздо лучшее применение своих способностей. Мы все глубоко сожалеем, что вы будете отныне работать не у нас... Все это молено было сказать кратко: «Вы уволены, так как работать стали отвратительно!» Живя долго в Англии, на вопрос, где находится такая-то улица, вы тоже не ответите двумя ясными словами, а невольно скажете: «Боюсь, что это и есть улица, которую вы ищете». Чего вы «боитесь», никому не известно. «В Англии умеют преуменьшить даже самую страшную катастрофу. Если француз явится к званому обеду с опозданием на час просто потому, что он перепутал день, он целый вечер будет говорить об этом невероятном происшествии. Англичанин же, если он опоздает на несколько минут потому, что обрушилась крыша его дома, скажет, что его задержало маленькое недоразумение. Это одна из тысяч форм «андерстэйтмент» (преуменьшения), столь милого сердцу британца». (П. Данинос, там же.)

Один юморист, хорошо знающий Англию, писал, что после того, как он прожил в ней восемь лет, одна добрейшая леди сказала ему: «Вам грешно жаловаться. У вас чудесное произношение, без малейшего английского акцента». Если не считать дикторов, актеров, профессоров, говорящих профессионально четко, то англичане действительно не утруждают себя хорошей дикцией. В этих случаях, если что-то непонятно, надо вежливо сказать: «Ай бег ёр пардон», или просто «пардон». Это значит, что вы не расслышали. Правда, у англичан есть и другие формы извинения, скажем, «Ай эм сори» («виноват, простите») или «экскьюз ми» («прошу прощения»), но все это не годится, чтобы прервать собеседника и попросить повторить непонятное слово. На вас посмотрят как на неандертальца, ведь цивилизованному существу ясно, что надо сказать: «пардон»...

Как-то во двор зашел рабочий, ремонтировавший тротуар на нашей улице, и что-то просил, повторяя одно и то же слово. Я не понимал, а он смотрел на меня вытаращенными от удивления глазами, как на кретина. Прошло пять минут, прежде чем мы договорились с помощью жестов, и тогда выяснилось, что он повторял вроде бы общеизвестное слово «уотер» – «вода»... За последние годы все чаще появляются фильмы с героями из народа, в частности с лондонских улиц. Такие фильмы или телеспектакли, скажу прямо, неискушенному иностранцу или человеку, знающему английский по вузовскому учебнику, не под силу. Даже после шести лет жизни в стране я ловил лишь те слова, которые проскакивали сквозь решето «кокни».

Иностранцы жалуются, что англичане говорят на своем языке непонятно, почти не открывая рта. Это так, но помочь беде невозможно. В конце концов, это язык англичан, и они говорят на нем так, как им нравится. Сами они друг друга прекрасно понимают. Особенно труден для уха приезжего «кокни» – диалект лондонского трудового народа. По преданию, на «кокни» говорят в радиусе достигаемости звука колоколов церкви Сэнт-Мэри-ле-Боу на улице Чип сайд в Сити. Практически это весь Большой Лондон. На «кокни» с вами говорят кондукторы автобусов, молочник, приносящий вам ежедневную «пинту», уборщики мусора, электрики, водопроводчики, слесари, делающие ремонт в вашей квартире, любые прохожие к востоку от Сити. Диалект своеобразен и, в частности, не признает буквы «н» (аш), так что «голова» звучит как «эд», а «рука» – «энд», но зато буква появляется там, где ей быть не положено, превращая оперу в «хоперу».

Вы, конечно, понятия не имеете, что она «имеет в виду», но растягиваете рот в улыбке, согласно киваете головой, как будто все вам ясно и понятно. Действительно, как опишешь, что изобразил абстракционист! Орудуя подобными амебообразными выражениями, англичанин с легкостью необыкновенной может ораторствовать полчаса и умудриться ничего не сказать. Сколько я слышал речей, в которых не оказывалось никакого конкретного содержания или смысла. Точнее, смысл и заключался в том, чтобы не сказать ничего ясного и определенного. То, что у нас сочли бы словоблудием и пустозвонством, здесь часто возводится в достоинство и шедевр ораторского искусства. Особенно страдают этим депутаты парламента и политические краснобаи. В книге «Англии – с любовью» авторы Д. Фрост и Э. Джей иронически пишут, что кандидат в члены парламента или даже в премьер-министры, подвергаясь допросу журналистов, должен искать спасения в испытанных, шаблонных ответах. Например, в ответ на ехидный вопрос он, мол, должен уметь завести длительный, бессмысленный разговор: «...Видите ли, когда много лет назад – трудно даже вспомнить, сколько лет прошло с тех пор, – я впервые начал общественную деятельность, жена сказала мне, – то есть она еще не была моей женой. Нет, нет, это было очень, очень давно. Мы оба с ней были избраны тогда членами муниципалитета городского округа Уорплесден. Тогда, как ни странно, возник примерно такой же вопрос, что вы задали мне сейчас. Конечно, не в таком широком масштабе. Но принцип был тот же. Как вы знаете, принципы не меняются, и я с удовлетворением констатирую, что мои принципы никогда не менялись. Точно так же и у моей жены. Во всяком случае...» Так и хочется добавить за него: «В общем, вы знаете, что я имею в виду...»

Образцом английской речи считается оксфордское, или оксонианское произношение. При этом считается неприличной какая-либо жестикуляция – оратор не вправе помогать себе руками. Но вслушайтесь в речь оратора и, прежде всего вы спросите: «Он заика?» О нет, тогда вы ничего не поняли! Вся прелесть оксфордской манеры в том, чтобы запинаться посредине фразы и слегка как бы блеять: э-э-э... Не думайте, что оратор ищет ускользнувшее слово, что он потерял нить повествования. Ничего подобного; каждое «заикание» продумано, для него уготовано особое место во фразе, им подчеркивается значительность следующего за ним слова или остроумный намек. Это – своего рода манерничанье, обязательное для английского красноречия. Оратор говорит: – Леди и джентльмены, разрешите поблагодарить вас за приглашение выступить с этой... э-э-э... почетной, высокой (мелкая лесть) трибуны. Я только что приплыл на... э-э-э... крохотной лодочке (острит: он прибыл на океанском лайнере «Королева Елизавета») из-за Атлантического океана, чтобы вновь вступить на землю... э-э-э... старой, доброй (патриотический порыв) Англии. Вы знаете, что я имею в виду...» Запомните последнюю сакраментальную фразу «Вы знаете, что я имею в виду...» («You know, what I mean»),– вы услышите ее повсюду в Англии. Собеседник делает вид, что не может подыскать подходящее слово, а на деле просто жеманничает. Это своего рода снобизм, желание показать, что собеседник считает вас человеком своего круга, элиты. Дескать, оба вы хорошо понимаете, о чем идет речь, и нет нужды тратить лишние слова. Учтивая хозяйка дома, занимающая вас болтовней о живописи, скажет нечто вроде: – Мой друг мистер X. – художник-абстракционист. Вчера я видела его новую картину, на которой изображено в ярких красках что-то такое... э-э-э... Вы знаете, что я имею в виду...»