Как и многие посетители Лондона, проезжая по улице Бэйкер-стрит, я невольно искал дом под номером 221-В. Ведь в нем, по словам Конан Дойля, жил знаменитый Шерлок Холмс. Писатель придумал номер дома – его нет и не было на Бэйкер-стрит. Но «Тайме» рассказывала как о курьезе, что многие люди все еще верят в существование Шерлока Холмса, продолжая посылать письма по упомянутому адресу. Расхлебывать литературно-историческое недоразумение приходится работникам Аббейского национального строительного общества, находящегося в доме № 221 по Бэйкер-стрит. С английской аккуратностью они отвечают на все письма, адресованные... Шерлоку Холмсу. «Мы получаем, по крайней мере, одно письмо в неделю, – говорят они. – Кое-кто, особенно за границей, все еще верит, что Холмс существует». Накопились сотни писем. Из Дублина писали: «Дорогой мистер Холмс. Два года назад исчез мой брат Фрэнк. Ирландская полиция не может найти его. Все надежды теперь на вас». Работники строительной конторы терпеливо отвечают: «Мы очень сожалеем, но слухи о кончине мистера Шерлока Холмса подтвердились. Мы заверяем вас, что мистера Холмса больше нет в этом бренном мире». Иногда почитателям Холмса сообщают, что если бы они внимательно читали Конан Дойля, то убедились бы, что известному сыщику было бы сейчас примерно 120 лет...

В северо-западной части Лондона есть холм, на котором несколько лет назад поставили небольшой памятник... коту. По рассказам (или преданиям) жил в Лондоне бедный мальчик Дик Уиттингтон. Жить стало невмоготу, и парень с котомкой за плечами и любимым котом в руках отправился искать счастья. Дойдя до пригородного холма, он сел отдохнуть. И вдруг до него донесся звон колоколов церкви Боу в центре Лондона. Колокола говорили ему: «Вернись, Дик Уиттингтон, трижды мэр Лондона!» Дик возвратился в город. Какой-то богатый восточный монарх искал кота, который переловил бы в его стране расплодившихся мышей. Дик, случайно узнав об этом, предложил своего кота, который так хорошо поработал в чужой стране, что ее властитель озолотил Уиттингтона. Вскоре он стал богатым купцом, а затем и мэром Лондона. Сказка есть сказка, ее знает каждый английский школьник. Но интересно, что, согласно архивам, лондонским мэром действительно был некий Ричард (Дик – это уменьшительное от Ричарда) Уиттингтон. Что здесь ложь и что быль, собственно говоря, уже не имеет значения.

Нет для меня ничего приятнее, чем бродить по незнакомому городу без особой цели, впитывать его атмосферу, открывать каждый раз что-нибудь новое. Я уже говорил, что улицы здесь однообразны. Даже крыльцо и палисадник словно копируют своих соседей в шеренге одинаковых домов. Иной раз думаешь, не был ли я здесь раньше, не ходил ли я уже по этой улице. Но нет, не ходил, просто за углом тянется такая же, удивительно похожая улица. Однообразны даже названия улиц. Вокруг меня были: Аддисон-Мьюс, Аддисон-роуд, Аддисон-парк-роуд, Аддисон-авеню, Аддисон-кресент, Аддисон-лейн, Аппер-Аддисон-гарденс, Лоуер-Аддисон-гарденс и т. д. Нумерация домов самая неожиданная. Иногда четные идут по одной стороне, нечетные – по другой, как и везде в мире. Но иной раз номера идут подряд по одной стороне, затем «заворачивают» и продолжаются по другой стороне – в обратном порядке. Очень часто вместо номера видишь только названия домов: «Уютный уголок», «Садовый дворец», «Старый особняк» и тому подобное. Все же история наложила отпечаток и на Лондон, где нет-нет, да натолкнешься на неожиданную находку. Вот здесь жил Оскар Уайлд, как гласит мемориальная доска; тут находится старинная лавочка сувениров: хозяин утверждает, что это и есть «Лавка древностей» Чарльза Диккенса.

Собак в Лондоне множество, и это создает свои проблемы. Улицы, где расположены жилые дома, загажены до неприличия. Известный английский писатель Алан Силлитоу писал: «...У них небольшой домик в Королевском округе Кенсингтон. Округ собачьего дерьма, как я его называю. Нигде я не видел столько грязи от собак, как здесь на тротуарах. Только выйдешь из такси, и шлеп! – прямо в грязь. Но, в конце концов, это королевская грязь, так что чувствуешь себя осчастливленным и соскребешь ее у порога...» (А. Силлитоу. «Смерть Вильяма Постерса».) Поскольку я тоже жил в Кенсингтоне, я могу подтвердить наблюдения Силлитоу. Не знаю, что подействовало на власти Кенсингтонского округа, но в 1972 году они открыли... уборную для собак. Этого не было даже в Клошмерле! Открытие проводилось торжественно, присутствовали члены муниципалитета и даже герцогиня Сэнт-Олбанская со своей аристократической собачкой «Муджи». Торжество омрачила демонстрация жителей бедных районов Ист-Энда, которые несли плакаты: «Молоко – детям, а не уборные для собак!» Это произошло в момент, когда консервативное правительство сократило ассигнования на бесплатное молоко школьникам. Англичане не мыслят жизни без собак. Не дай бог покалечить собачку машиной – закон неумолим: водитель обязан тут же ехать в полицейский участок, сообщить о происшествии и понести суровое наказание.

В Англии зачастую адрес определяет общественное положение и профессию человека. «Он живет на Парк-лейн!» – этим все сказано. «Этот врач принимает на Харли-стрит!» – значит, что врач знаменит, опытен и уважаем. Действительно, мечта каждого врача – когда-нибудь поселиться на Харли-стрит и начать там свою практику. Тогда ему будут и платить намного больше, и его репутация будет иной. Человек шьет костюмы на Савиль-роу или в Барлингтон-аркейд – значит, он состоятелен и принадлежит к высшему свету. Если вы сшили там костюм, а второй раз придете лет через двадцать, то портной найдет вашу фамилию в своих архивах и лишь проверит, не изменились ли ваши габариты. За мебелью или обоями вы непременно поедете на Тотнем-корт-роуд, где и выбор больше и качество получше. Нотариусы сгрудились на Линкольнс-Инн-Филдс, букинисты – на Чаринг-Кросс-роуд, редакции газет – на Флит-стрит, театры – вокруг Пикадилли-сэркас, лучшие кинотеатры – на Лестер-скуэр. Так образуются мелкие острова, по названию которых можно определить профессию поселившихся на них людей. Поэтому в жилых, или «резидентских», кварталах, как правило, тихо и мертво и чаще всего встречается лишь англичанин или англичанка, выводящие на прогулку своих собачек.

Вот любопытная история лондонского 30-этажного небоскреба, именуемого «Сентр пойнт», то есть «Центральная точка». Совет Большого Лондона намеревался выпрямить здесь улицы и расширить площадь Сэнт-Джайлс-сэркас. Владельцы земли заломили такую цену, что городские власти только развели руками. Тогда в Совет пришел миллионер, владелец строительной компании Гарри Хаймс. Он спросил: – Говорят, у вас затруднения? Я могу вам помочь. Хаймс сказал, что он купит землю и отдаст ее городу при условии, что ему разрешат занять прилегающий к площади небольшой участок. Он вынул из кармана полмиллиона фунтов, заплатил владельцам земли, и Совет начал дорожное строительство. Рядом с площадью этаж за этажом Хаймс воздвигал невиданное в столице здание «Сентр пойнт», которое он отвел под учреждения. Когда подсчитали, что бы получил Лондонский Совет, если бы он сам построил «Сентр пойнт», выяснилось, что он подарил «щедрому» Хаймсу ни много, ни мало – 12,9 миллиона фунтов. ...Строительство в нашей Москве идет так, чтобы жители каждого микрорайона имели поблизости аптеку и библиотеку, продовольственные и книжные магазины и т. д. Английские города устроены иначе: «резидентские», то есть жилые, кварталы изолируют от городской суеты и шума. В этом сказывается все та же страсть англичан к обособленности, нелюбовь к физическому контакту с другими людьми, их консерватизм в привычках и обычаях. Так и получается, что торговля и сфера услуг сосредоточены на одной улице, подальше от жилых кварталов. Обычно такая улица в каждом районе называется «Хай-стрит» – нечто вроде «главная улица». Случается, что бродишь по жилым кварталам, но так и не найдешь, где бы перекусить или купить пачку сигарет.

Кэмелфорд-роуд – грязная улица с обветшалыми домами, которые давно никто не ремонтировал. Говорили, что лет через шесть их должны снести. Но люди продолжали ютиться даже в подвалах и на чердаках. Улица эта не пригород, не окраина – она расположена недалеко от центра Лондона. Дом № 7 по этой улице, который я посетил, выглядел необычно. Он был завешан плакатами: «Муниципалитет не помогает этой семье, а вы поможете ей?», «Лондон принадлежит миллионам, а не миллионерам», «Эта семья будет жить здесь, и мы будем бороться за справедливость». У здания стоял пикет из трех, мужчин и девушки. Из окон второго этажа выглядывала женщина и ребятишки. Здесь действовала так называемая «Ассоциация скваттеров» («скваттером», согласно словарю, именуется человек, который селится на чужой земле или в не принадлежащем ему доме). Ассоциация выявляет дома и квартиры, которые пустуют или за которые хозяева запрашивают непомерную арендную плату, и переселяют туда бездомные или ютящиеся в трущобах семьи. Как-то в Восточном Лондоне члены ассоциации захватили частный пустующий дом и предоставили его бедствовавшим семьям. Полиция, вызванная домохозяином, силой вынудила «скваттеров» отступить. На Кэмелфорд-роуд обстановка сложилась иная. Захват дома № 7 вызвал всеобщее одобрение общественности и шумиху в печати. Ассоциация переселила в дом вдову Мэгги О’Шэннон с двумя детьми, которая жила в темном подвале. Через день туда же переехал рабочий Мэтьюс с женой и тремя детьми, ютившийся на сыром чердаке. Дом принадлежал муниципалитету. Так что на этот раз ассоциация вступила в конфликт с самим государством. На помощь двум семьям пришли почти все обитатели улицы. Вместе с членами ассоциации они пикетировали дом, чтобы защитить своих подопечных от возможного налета полиции. Пикетчики рассказывали мне, что муниципалитет не решался принять суровые меры по выселению этих семей, так как весь Лондон следил по печати за событиями на Кэмелфорд-роуд. Ассоциация внесла в лондонский муниципалитет квартирную плату от имени этих семей, но власти ее не приняли. Мэгги О’Шэннон заявила: «Мы останемся в этом доме, что бы ни случилось. Здесь хотя бы сухо и тепло». В комнате О’Шэннон установили микрофон, через который она обращалась к жителям района за поддержкой. Соседи и пикетчики закупали для этих семей продовольствие и все необходимое. Когда шум и сенсация стихли, власти все же выселили обе семьи, хотя и предоставили им жилье в другом месте. ...Совет Большого Лондона не может помешать уничтожению пригодных для жилья домов или строительству новых зданий там, где они не очень нужны. Земля не принадлежит ему. Я беседовал с одним из деятелей муниципалитета лондонского района Ламбет, который ездил в Россию, где был гостем Москворецкого района. – Мы делились своим опытом, – рассказал он, – с московскими коллегами, беседовали о наших проблемах и достижениях. Но больше всего я завидовал одному преимуществу вашей системы – районным властям в Москве не надо думать о покупке земли. А мы должны выискивать тысячи фунтов, чтобы заплатить землевладельцу за небольшой участок, где мы хотели бы построить школу. То же говорил мне и Солли Кей, член муниципалитета района Тауэр-хэмлетс. – Вся программа муниципального строительства зависит от наличия средств на покупку земли. Так, например, мы хотели купить пол-акра (0,2 гектара) земли у автомобильной компании, которая держала там старый гараж. Узнав, что муниципалитету нужен участок, она запросила 125 тысяч фунтов! Кроме того, было необходимо оплатить компенсацию за «нарушение деловой деятельности», хотя в гараже стояла одна машина, и работал только сторож.

Я стоял у окна своей конторы на улице Аддисон-роуд в одном из центральных районов – Кенсингтоне – и смотрел, как на другой стороне улицы, рушат дома. И какие дома! Двух - трехэтажные особняки, солидной каменной кладки, с гаражами и садиками, колоннами и балконами. На их месте возводили многоэтажные, многоквартирные здания современной коробчатой архитектуры. Казалось бы, это совершенно логичное решение вопроса для такого перенаселенного города, как Лондон. Почему действительно не заменить особняк, где живет одна или две семьи, домами, в которых поселятся десятки семей? Но строительство, упомянутое мною, было продиктовано не логикой и не заботой о лондонском населении, а только жаждой наживы. Район этот принадлежит лорду Голланду. Мелкие собственники арендуют у него дома на 10–20 лет, а затем сдают квартиры жильцам. Наживаются они, наживается и лорд Голланд. Когда срок аренды истекал, лорд беззастенчиво «освобождал» дом и рушил его. Конечно, вместо того чтобы получать аренду с одной семьи, ему выгоднее построить дом, где будут жить десятки семейств. Если руководствоваться не наживой, а разумом и человечностью, то дома на Аддисон-роуд не нужно было сносить – они могли простоять еще пятьдесят, а то и сто лет. Вместо этого можно было бы построить многоквартирные дома в Ист-Энде, на том же Собачьем острове. Но лорд Голланд не занимается филантропией – он знает, что за квартиру в Ист-Энде он получит аренду в десять–двадцать раз меньшую, чем в Кенсингтоне. Поэтому ломайте дорогие особняки! Все это элементы социальной несправедливости. Но далеко не все англичане мирятся с ней. Нет, я наблюдал и эпизоды борьбы против произвола домовладельцев.

Вот история про телевизионный фильм, который привел в смятение Англию: «Кэти, вернись домой!» Кэти и ее муж Редж – молодая рабочая чета. После несчастного случая на производстве Редж остался без работы, не мог уплатить за квартиру, и был выброшен на улицу. Долгие месяцы Кэти, Редж и их двое детей скитались по улицам, жили в заброшенных домах, в палатке, разрушилась семейная жизнь, Кэти осталась одна. Последний эпизод фильма: Кэти сидит на скамье грязного зала ожидания на вокзале. Когда она укладывает младенца спать, ее окружают представители социального надзора и полицейский. Двое держат за руки сопротивляющуюся женщину, другие вырывают у нее детей, которых увозят в приют. Рыдающая Кэти сидит на вокзале, не замечая ни поездов, ни людского потока... Телевизионная компания, конечно, понимала, что это не случайный эпизод, а трагедия, отражающая реальные социальные условия жизни английской бедноты. Да и реакция общественности на фильм была такова, что никто не усомнился в существовании подобного страшного явления. На телевизионной студии состоялось общественное обсуждение фильма. Один за другим зрители рассказывали, какова участь бездомных тружеников в Англии. Один из них обошел около ста агентств, сдающих квартиры, но никто не согласился предоставить ему жилье, узнав, что его жена ждет ребенка. Люди рассказывали, что жильцов муниципальных, то есть государственных, домов беспощадно выгоняют на улицу за несвоевременный взнос квартплаты или за то, что у них есть «незаконный» ребенок. Представители властей доказывали, что фильм, мол, «преувеличивает» бедствие, но им пришлось признать, что только в Лондоне 200 тысяч бездомных или людей, не имеющих постоянного пристанища. За один год четыре тысячи детей по решению судов были насильно отняты у родителей только потому, что отцу или матери негде жить. Спрашивается, может, и впрямь в Лондоне людям негде жить?

Здесь жила Анна Макензи, мать-одиночка. Судебные власти отняли у нее двухлетнего ребенка. Ее остановили, когда она шла в прачечную, и взяли сына на том основании, что занимаемая ею комната в грязном старом доме непригодна для воспитания ребенка. За Анну вступился коммунист Солли Кей, которого трудящиеся четыре срока выбирали членом районного муниципалитета Тауэр-хэмлетс. Кей ставил вопрос прямо: если этот дом и подобные ему непригодны для жилья, надо перевести их обитателей, в том числе и Анну, в новые дома, которые строит муниципалитет. Ему и группе его коллег удалось устроить Анну. Но ее комнату тут же заняли другие обездоленные люди, у которых не было жилья. Могут сказать, что это единичный, нехарактерный случай. Действительно, в определенных, чрезвычайных обстоятельствах государство вправе лишить родительских прав преступника, алкоголика, душевнобольного. Но в данном случае речь идет о матери, вся вина которой в том, что она бедна, что она жертва буржуазного общества.