Я не терплю наших эмигрантов. Именно сопливых российских эмигрантов (в дальнейшем эмигрантов).
Это особый разряд. Это русские, которые не могут тихо, без афиширования уехать в другую страну подзаработать, чтобы возможно даже там осесть и приезжать в Россию по желанию и на любой срок, а то и вернуться насовсем так же тихо, как уехали. Они отбывают, превращая все в фарс с траурной музыкой. Отбывают любыми путями: пытаясь выскочить замуж за любого иностранца, кто подберет, или с пеной у рта доказывая, что за двадцать лет до своего рождения сильно пострадали в концлагере, или вообще отстать от поезда, чтобы потом, вымолив у тех властей разрешение остаться, как-нибудь карабкаться. Эмигранты говорят слово «Заграница» с особым придыханием на первое «а», слегка закатывая глаза и даже несколько теряя при этом сознание от волнения и внутреннего мандража. Они бегут подобно крысам с корабля, когда тот еще не тонет, а лишь накреняется на один бок. И едва судно опять обретает устойчивость - не прочь вернуться в сухой трюм. Вот только крысы не умеют плавать и догнать корабль большинству не по силам.
Эмигранты утверждают, что имеют право жить, где им хочется. У обычных людей желания различны: кто-то мечтает об Испании, кто-то о Франции, кто-то об Австралии, Японии или Америке. Эмигранты же почему-то в массе своей сейчас любят Германию или Израиль.
Едва они выезжают из опостылевшей России, как тут же начинают ее хаять, восхищаясь достижениями европейской цивилизации. Пытаясь отыскать любую соломинку в бывшей жизни, эмигранты заталкивают бревна новой, ставшей теперь родной, страны подальше от глаз своих. Они с волнением интересуются, как там, в России, жизнь, жалея «свой» народ и радуясь каждой беде на бывшей Родине, тем самым, укрепляя веру в правильности своего выбора. Они напиваются и пускают слюнявые сопли под кабацкие песни на русском, восклицая «Как я хочу вернуться!», но, протрезвев, делают вид, что вчера перепили до беспамятства.
Я никогда не буду говорить или плохо думать о человеке, который уехал в другую страну и спокойно там живет. Эмигранты же успокоиться не могут. Они поливают грязью Россию, чтобы утопить в ней «но» своей души. Другие наоборот воспевают себя, как исконно русского человека, готового за Россию жизнь положить, но вынужденного страдать вдали от милой Родины. Только почему-то дальше таких пробивающих слезу слов дело не идет. Эмигрант не хочет понять, что теперь у него другая страна, другой устав, и что следует поносить или возносить приютившее государство. И получается мужик, сбежавший от жены, и теперь компостирующий мозги другой рассказами о чудесной, неповторимой и замечательной прежней супруге. Но в жизни так не получается. Не получается и у эмигрантов. Потому и остаются они в новой стране всегда людьми второго сорта, чему сильно обижаются. И на елку влезть, и... Не желая приобщаться к новым законам, менять устоявшиеся десятилетиями привычки и обычаи, они требуют от чужого монастыря полного подчинения и любви к себе. Не выходит...